четверг, 14 апреля 2011 г.

...to be a stranger in the own life - 3

Упражнение.
«Сначала было неловко, может быть, даже где-то страшно, нет, это не то чувство, скорее это нежелание увидеть себя такой,  какая я естьнесколько раз заканчивала упражнение, но потом, усилиями воли, я заставляла себя более пристально,  методично, более детально  продолжать  выполнять. Ловила себя, что спешу отчитаться  - я сделала, а не сосредоточивалась на себя, когда все же удавалось сконцентрировать свое внимание на выполнение (здесь и сейчас), я начинала замечать  даже не детали, а деталюшки, загогулинки, шрамчики. Они  в свою очередь вызывали  во мне какие-то воспоминания (это  я упала, это операция, это меня кошка поцарапала…)»
В комментариях на домашнее задание психолога участники описывали детально, как выполняли упражнение и насколько  у них получилось или не получилось абстрагироваться от себя. «Ничего нового, - констатировала Вероника в голубое окошко форума. - Тело как тело».
Психотерапевт зашуршала в микрофон и начала встречу. Мелодичный голос похвалил за серьезное отношение к работе: "Прекрасно, что все участники тренинга отнеслись к упражнению серьезно, потому что сегодня мы наконец-то раскроем его очень важную суть". Вероника  включила динамики на полную громкость. Она вложила бумажный фильтр в кофеварку, налила дистиллированной воды, насыпала кофе, слушая и одновременно не слушая комментарии. И вдруг застыла посередине кухни с кружкой в руке.
«Обычно ощущения от своего тела свидетельствуют, насколько вы удовлетворены своей жизнью. Проще: если любите свое тело – вы счастливы, если не любите – недовольны тем, что у вас есть. Именно настолько, насколько не любите. Это механизмы подсознания. Вспомните момент из вашей жизни, когда вы были счастливы. Может, ваше тело было отчасти несовершенным, но вы абсолютно не замечали этого!» - Вероника медленно опустилась на стул.
Остальную часть тренинга она просидела, задумчиво вглядываясь в мерцающий монитор и забыв про кофеварку.
Вероника была уверена, что любит свою жизнь. У нее не было другого выхода. Она сама придумала себе свою жизнь и сама воплощала ее. Она знала, как она хотела жить. Она даже, в отличие от многих своих подружек даже знала, с кем она хотела жить.
С человеком, который уважает ее как личность и как женщину. С человеком, который не будет пытаться ее переделать. С человеком, который не будет заставлять ее стирать носки и мыть посуду. Поэтому она вышла замуж за Давида.
Она ненавидела, когда ее жалели и спрашивали,  нелегко ли жить одной, за рубежом, когда кроме себя по большому счету не на кого положиться. Она отвечала, что сама выбрала себе такую жизнь и коль уж так, то пройдет ее до конца.
«Многие жалуются на жизнь как будто на субстанцию, независящую от них. Да, но если слово «судьба» существует, то обозначает оно все равно не то, что ему приписывают. Судьба – это то, что ты сама хочешь, чтобы с тобой произошло».
...«Я ненавижу жизнь, понимаешь! Что мне как идиоту надо радоваться и ходить с блаженной улыбкой, что я живу? – часто говорил ее муж. – Нет, я не вижу в ней ничего хорошего, не видел в детстве и не вижу сейчас, и ничего не может изменить этого!».
«А любовь?» - спрашивала Вероника.
Он молчал.
 «Давид, а ты когда-нибудь любил? Знаешь, чтоб вот так, по-настоящему, что на все наплевать? Чтоб разглядеть вдруг все краски заката? Чтобы не верить, как ты жил до этого, как будто это был не ты? Так, чтоб почувствовать вдруг свое собственное «я» и жизнь, и людей вокруг, и даже музыку, которую ненавидел?»
«Ну почему ты всегда задаешь мне такие странные вопросы?» - раздраженно отвечал он.
Она не верила, все еще не верила в то, что у него депрессия. Разве, когда у него есть любовь, есть она, может ли случиться депрессия?
«Либо же он не любит меня».
Он часто повторял, она – единственное в жизни, что делает его счастливым. Вероника не знала, чему верить.
Она не понимала, почему он не делает ничего, чтобы исправить свое настроение, как больной, который втайне не хочет лечиться, а упивается своим состоянием, своей болезнью, своей жалостью к самому себе и жестокостью мира.
В последние годы она начинала понимать все отчетливей, какими разными они были. Она облаком. А он темной тучей, из которой то и дело сыпались молнии. Когда-то она отчаянно верила, что смешение туч приведет к растворению цветов друг в друге и молнии превратятся в бенгальские огни - но потом поняла, что ее светлый окрашивается в серый. И намного быстрее, чем его черный становится светлее. Ее вера, что когда-нибудь эти два цвета заиграют - стала безнадежной.

 «Люди и каждый из нас, мы имеем право вести себя так, как хотим. Мы имеем на это право. – Вероника как молитву повторяла себе. - И один не может требовать от другого вести себя в соответствии с его представлениями. Все, что мы можем, добровольно изменить свое поведение, просто чтобы не ранить или причинить неудобство другому человеку…
Или же оставить его».
Иногда она кричала внутри. Иногда пыталась говорить, рассказать. Иногда просто молчала. А в последнее время молчала чаще всего, потому что знала, все слова все равно окажутся выброшенными в никуда. Слова, в которые она вкладывает смысл, ценность, любовь. Слова останутся не услышанными. Если только кричать по-настоящему.
Можно жить и ненавидеть жизнь, - но кому от этого легче. Можно жить в постоянной критике. Можно жить – то и дело возмущаясь общественным порядком. Но ведь ты все равно живешь. Тогда не живи. Или пытайся изменить, то, что есть, потому что жить, ненавидя – это очень большая нагрузка для твоих родных.
Вот он в супермаркете возмущается по поводу цен, вот пятится быстрей тебя от бегущей собаки, вот швыряет зонтиком в картину, которая бьется на миллион маленьких кусочков и телефонной трубкой в пол, отчего из него с металлическим стуком вылетают батарейки. Кричит на тебя. Даже не поняв того, что ты пытаешься объяснить ему. Ты разворачиваешься и уходишь. Опять. Куда-то. Бродить по городу.
Ты звонишь маме, которая убеждает тебя, что «в парах все кричат», а в постели все мирятся. Она приводит ворох веских доказательств, подкрепляя их аргументом «а посмотри на других…». И тебе хочется просто убежать. Как Форест Гамп. Все равно, куда.
Вероника посылала маме спешное «пока», поцелуй и клала трубку. Ей всегда вспоминался однажды приснившийся сон: у нее День Рождения. Она звонит родителям, которые по каким-то причинам не могут прийти, звонит тете, у которой своя личная жизнь и планы, даже у бабушки оказываются какие-то дела. Все ее друзья уехали, все даже едва знакомые люди куда-то исчезли. Она оказалась в состоянии боли, страха, обиды, отчаянья, и это ощущение с того момента как бы перешло из ее сна в ее жизнь. И в последнее время оно повторялось все чаще. И она стала бояться своих Дней Рождений.

 000
Секс, любовь, пустота
У каждого есть свое драгоценное место, куда он убежал бы от проблем и забот. Влад хотел лежать сейчас где-нибудь в тундре среди кустиков брусники, наслаждаться солнышком и ветерком и ни о чем не думать. Вместо этого он сидел в душном офисе немецкой компании и смотрел через окно, как крупный дождь сменяется мелким и наоборот.
Иногда ты чувствуешь, что-то случится. Не сейчас, но в будущем. Не хорошее и не плохое, а просто что-то, что изменит твою жизнь. Владу так казалось уже два года. И ему не нравилось это чувство. Потому что он мужчина, и привык сам менять свою жизнь.
На экран выпрыгнуло окошко. Пышногубая девушка с полной грудью призывала кликнуть по ссылке. Он потянулся к мышке. Компания опустела, в последнее время он очень часто задерживался допоздна. Двусмысленные картинки на экране сменяли друг друга. Помедлив несколько секунд, он щелкнул по ссылке.  
"Когда же в последний раз мы занимались любовью? Не тем, что мы делаем сейчас, а ЛЮБОВЬЮ или уж ладно, хотя бы СЕКСОМ?"
Да, он запросто мог бы изменить ей и получить свою долю страсти на стороне, он видел, как на него засматриваются не только русские девочки, но и немки, его коллеги по работе, бывшие сокурсницы. Мысли о сексе с одной стороны возбуждали, но с другой доставляли какое-то скучное отвращение. Ему, возможно, хотелось бы справить быструю физическую нужду, но он просто не мог этого делать без усилия доставить удовольствие партнерше. И в то же время, он не чувствовал себя готовым к сексу с другой девушкой. Он просто не хотел этого. Тем более с той, которую ты встретил несколько минут или часов тому назад. Влад точно знал: лучше он станет монахом, чем переспит с проституткой.
Он все еще ждал от секса с Мариной чего-то особенного. Но каким-то образом их души уже не двигались в такт, оттого и тела не сливались в единое как раньше. Настоящее занятие любовью уже не начиналось в их взглядах, в их сердце.
Марина перестала даже заботиться о том, какое нижнее белье на ней надето.
Влад все пытался получить от неё… даже не секс – а любовь. Порывы.  Он все еще верил, отчаянно верил, что можно возродить ощущения и эмоции, переживаемые в первые дни встреч.
Только малые из нас понимают, что это почти всегда – необратимый процесс. «Может быть, мы просто уже не любим друг друга?» - щелкнула страшная по своему содержанию мысль, и он тряхнул головой, чтобы отогнать ее.
 «Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо», - обычно шептал он ей.
«Я так устала, Влад. Я хочу спать», – обычно отвечала она. 

...Раньше, когда мы гуляли по городу, мы всегда держались за руки...
Теперь же он брел, медленно затягиваясь сигаретой в одной руке и играя зажигалкой в другой, а она, засунув ладони в карман короткой стильной курточки. Носком кроссовка он подбрасывал мелкий камешек с выложенного булыжниками тротуара, играя с ним как с футбольным мячом, потом отшвырнул его. Камешек метко перелетел через стенку. «Знаешь, я прочитал где-то, что дороги к замкам специально выстраивались по часовой стрелке, чтобы наступающие рыцари не могли во всю силу использовать свою правую руку - ей надо было защищаться - а драться левой – уже не то же самое. Поэтому и винтовые лестницы закручены по часовой стрелке», - Влад снова попытался нарушить тягостное молчание.
«М-м», - иронично произнесла она.
«Хитро, правда? А мы сейчас с нашими новыми технологиями не осиляем таких шедевров, которые наши предки строили практически руками».
Марина недовольно поежилась.
«Ты замерзла?» - спросил он.
Она отрицательно помотала головой.
Два последних дня она казалась холодной и отстраненной. Она почти не разговаривала с ним, только по поводу продуктов, которые надо купить и все дни пребывала у подружек, вероятно, вводя их в курс ее с Владом последнего визита к маме. Оставшееся время она все чаще проводила в социальных сетях, в постели или у телевизора.
Влад знал этому причину. Но ему не хотелось разговаривать. Хуже того, ему все время хотелось на нее кричать. Но он не мог позволить себе кричать. И поэтому был даже рад, что она уходила.
Ты становишься раздражительным. Сначала на нее, а потом на себя. На нее – за груз неуслышанного себя, на себя – за то, что постоянно хочешь на нее сорваться за груз неуслышанного себя. Замкнутый круг.
Он украдкой взглянул на нее. Она зло вытаскивала каблук из промежутка между плитами. Стряхнула с него комки грязи и продолжила идти, проигнорировав протянутую в помощь ладонь. Казалось, они незнакомы.
Прохожие смотрят на них с сожалением, - вдруг заметил он. Да-да, с сожалением.
Он не раз наблюдал такие пары. Она, смотрящая куда-то вдаль и он, мрачно разглядывающий булыжники тротуара. Потом мужчина обычно со злостью пинал носком туфли какой-нибудь мелкий камешек, который бесшумно падал в траву или перелетал через стенку.
Глядя на них, Влад также всегда пытался скрыть сожаление под маской равнодушия. Или старался отводить "понимающий" взгляд. Он знал – дни этой пары сочтены.
«Ты всегда думаешь: ну уж со мной-то этого не случится. Я не допущу. Я не хочу так, я хочу по-другому, не знаю как, но по-другому, и я сделаю так, как хочу.
Глупые люди, они не нашли тропинки друг к другу. А может, просто давно уже привыкли вот так вот гулять вместе, есть вместе, спать вместе? И электричества давно уже нет. Автоматизм. Просто никто из них не в силах первый признаться в этом другому, или что хуже - самому себе».
Он заметил, что на нее смотрят с жалостью, а на него с укором. Ему стало противно. Как мы дошли до этого? Что случилось? – спросил он себя и вдруг притянул ее к себе. Ее тело на удивление подчинилось, прижалось к нему, а потом вдруг содрогнулось под его руками. Раз, второй, третий.
«Марин, не надо, прошу тебя, не надо».
Он чувствовал, как намокала его футболка, как судорожней и судорожней сбивалось в комок ее тело, как  поднималась в нем откуда-то изнутри волна горечи, раскаянья, стыда.
- Марина, детка, скажи что-нибудь. Не плачь, прошу тебя, прошу…почему ты плачешь?
- Ты все равно не поймешь.
- Пойму, я же компьютерщик, забыла?
- Нет, ты дизайнер, ты игрок. Ты играешь с цветами и красками. И так же играешь с судьбами других. А мной, как программой, попользовался и выкинул, да? Как вещь или мусор.
- Марина, что ты говоришь, мы шесть лет вместе. Я ни разу даже не посмотрел на другую девушку…
- А хочется, да?
- Нет, - совершенно искренне ответил он.
- Да, слишком много лет…наверное, - вдруг заключила она. Вдруг, задумавшись отвернулась. Уставилась вниз, на святящийся огнями город.
– Влад, я не могу так больше, - совершенно серьезно произнесла она. – У меня ведь тоже есть какие-то желания и мечты, знаешь? Я не могу вот так просто жить всю жизнь так, как хочешь ты!
Влад молчал.
Она снова отвернулась, и огромная серебряная капля, в которой вдруг отразился весь город, пробежала у нее по щеке.
- Марина, прости.  Прости, малютка. Я все понимаю. Все будет нормально. Я обещаю. Слышишь?

вторник, 12 апреля 2011 г.

...to be a stranger in the own life - 2

Смысл?..
Иногда Веронике казалось, что она проживает свою жизнь не всем своим существом, а какой-то ее частью. А другая ее часть оценивает то, что происходит, дает наставления, успокаивает, но чаще критикует. Всегда критикует. Словно в твоем теле поселилось какое-то существо - и оно настолько стремится сделать из тебя совершенство, что безо всякого стеснения сгрызает даже хорошее. И твое «плохое», что, как часто размышляла Вероника - тоже хорошее - потому что делает тебя не похожим на других. В этой гонке на выживание с самой собой ты уже перестаешь понимать, где хорошее, а где плохое, и что грань между ними существует только в твоем сознании.
«И почему же нас все время окружают такие сложные люди! – не раз возмущались ее сестра и мама, а мы вот всегда в хорошем настроении, улыбаемся! А у вас все время какие-то заморочки! Живи проще! И давай уже бэйби, вот увидишь, все сразу разрешится».
И почему многие женщины так верят, что бэйби – решение всех их проблем? И разве будет ребенок счастлив с мамой, которая родила его «потому что так надо» и чтобы «все сразу разрешилось»?
А может быть, и правда надо? Ведь это хоть, какой-то, но смысл?
«Привет», - открыл ей дверь муж в халате и фартуке. – Из кухни вкусно пахло рыбой.
«Hi sweet», - Вероника часто думала как же все-таки по-разному звучит русское «сладкий» и английское «sweet»…
-Ты сегодня раньше?
- Ага, через час же футбол. Идешь с нами? – и он прижался небритой щекой к ее лицу и сделал умоляющее выражение. - Девушка Мартина тоже придет.
Разве можно сказать человеку, любящему тебя, что ты не пойдешь разделить его радость? Что тебе скучны его друзья? Нет, они неплохие люди, но ты отчаянно хочешь сбежать из их общества. От разговоров ни о чем. От старания не выдать своей скуки. От наклеенной улыбки. От банальных бесед, на которые из-за чужого языка приходится тратить вдвое больше энергии и алкоголя.
- Так ты идешь? Они очень хотят тебя видеть
- ОК.  Я попробую.
- М-мм, моя рибка, – муж знал по-русски все ласковые нарицательные для Вероники от Ниченька до «циплёничек». И это было приятно. В России мальчики ее почему-то никогда не звали ласковыми именами. Наверное, слишком разнилась она с этими нарицательными. Лишь родители, бабушка с дедушкой и друзья в День Рождения называли ее Ничка.
День Рождения!
Она поперхнулась чаем. Боже, через неделю ей 26!
Вдруг всплыло в памяти, как однажды в ее День Рождения, незнакомый мужчина на обледеневшем тротуаре на всю улицу декламировал ей стихи Маяковского. Был апрель, но почему-то холодно. Под визг ее подружек толстый и лысый дядечка призывал ее "на перекресток своих больших и неуклюжих рук" а потом добавил, что все равно возьмет, “одну или с Парижем”. «Какая-то все-таки ненормальная тяга у русских людей к поэзии», - вдруг улыбнулась внутри себя она.
Добив Маяковского, дядечка принялся за Есенина. От него пахло всеми видами алкоголя. Но девчонки смеялись и подливали ему холодного шампанского. Интересно, а знал ли он, что в жизни Есенин и Маяковский были заядлыми врагами и ненавидели друг друга, несмотря на то, что переживали в душе одну и ту же трагедию?

Ей все равно было приятно, хоть и мечтала она в то время о неземной красоты кудрявом Ромео, стоящем на одном колене и наигрывающим на гитаре романтичную мелодию, а получила вместо этого Виктора Николаевича, председателя какого-то крупного предприятия и вместе с тем поклонника поэзии Серебряного Века. Но все равно это было подтверждением, что мечты сбываются.  
К тому же, она мечтала о каждом своем Дне Рождении, как о чем-то особенном, свято веря, что в это магическое время происходят чудеса и льет конфетный дождь. Ведь ты вступаешь в новый год своей эры. Обычно она набрасывала небольшой список своих «благодарностей» за прожитый год и своих пожеланий на будущий.
...А потом они веселились до утра в кафе или дискотеках, получая в подарок песню Светы от ди-джея или бутылку шампанского и торт. Они отмечали с салатами, коктейлями и фруктами, выгребая из тонких студенческих кошельков последние монетки...
Но это было давно. А теперь уже не имеет значения. Все равно все уже не будет, как тогда, когда мама пекла торт с любимой начинкой, а девчонки дарили музыкальные открытки с сердечками, подписанные дурацкими гелевыми пастами.
И потому что сейчас я не буду слушать какого-то дядечку на тротуаре, а просто развернусь и уйду. Потому что, как не банально, но в свой собственный день, когда надо радоваться, исполнять мечты и веселиться - практически не остается времени для себя... И некому испечь тебе торт. И твой муж забывает купить тебе подарок.
Вероника вдруг твердо решила, что этот День Рождения она проведет по-особому. И может быть, даже не здесь.



000
Всю жизнь?..

Влад ехал, упрямо вглядываясь в черную ленту дороги. Она – отвернувшись к окну. Никому не хотелось начинать разговор, зная заранее, чем он закончится.
И все же он начал.
«Марин, ты все-таки подумай по поводу бизнес-колледжа. Потому что эту нишу все равно ничего не сможет заполнить. Я правда хочу, чтобы ты была счастлива, Потому что люблю тебя».
Какой малый процент людей говорит «Я люблю тебя», ИМЕЯ это в виду. И как много кидает это лишь затем, чтобы не обидеть другого человека или убедить себя самого, или просто для связки фраз в предложении. Влад сказал это, потому что действительно имел ЭТО в виду. Он все еще любил ее.
- Влад, зачем? Чтобы мыть полы в немецких банках?
- Ну я же не мою полы.  
- Потому что ты тут вырос, понимаешь? Ты тут свой. И у тебя востребованная профессия.
- Ты тоже давно тут и могла бы получить востребованную профессию. Я всегда думаю о том, как это могло бы быть здорово. И я тебя всегда поддержу насчет учебы.
- Влад, мне 24. Я поступлю в 25, а закончу в 28, понимаешь? И потом искать работу, и уже поздно предпринимать что-то. И детей уже поздно.
– Почему? Потому что так говорит твоя мама?
У нее выступили слезы. Ему вдруг захотелось тормознуть машину и громко бахнув дверью, уйти в зеленую чащу этого зеленого спокойного леса и не возвращаться. Но вместо этого он плавно остановился на заправочной станции. Повернулся к ней и провел тыльной стороной ладони по ее лицу. Она дернулась и оттолкнула его руку.
«Сейчас она отвернется и будет молчать. Всю дорогу, весь вечер. Я попытаюсь заняться с ней любовью, я попытаюсь заговорить – она не будет отвечать, а затем разрыдается. Я стану ее утешать, сам не понимая почему, но все равно стану. Потому что не могу видеть, все еще не могу, как она плачет. И ощущение, что в нашем случае остаюсь непонятым я, снова не оставит меня…сколько, всю жизнь?»
Она молчала.
Он знал, что она злилась. Так было всегда, когда он старался поднять эту тему.
- Марин, я просто не умею врать, прости. И даже твои родители очень хотят, чтобы ты продолжила образование.
- Мог хотя бы соврать моей маме, она же волнуется за нас!
- Да, я знаю, я знаю. Но что я еще мог сказать по поводу нашего будущего, - Влад отдавал себе отчет, что лукавил. Он точно знал, что хотят от него услышать.
- Влад, знаешь, просто подумай, любишь ли ты меня вообще… Не отвечай, просто подумай, хорошо?
Женщины бывают жестоки в своих попытках задеть. Она никогда не спросила бы меня об этом, чувствуя, что я не люблю ее. Она уверена, что она в моем сердце, она чувствует это каждый день и каждую ночь, потому что женщины обычно точно знают, какую правду они хотят знать. Если она заранее видит, что правда ее не устроит – она никогда о ней не спросит.
- Знаешь, я хотел бы съездить в Австралию в школу серфинга, а потом всерьез заняться альпинизмом. 
Он точно знал, что она на это ответит – ничего. Он даже не понимал, зачем он это рассказывает. Он и не винил ее. Просто когда ты сам переживаешь какие-то эмоции, а другой человек рядом с тобой не пережил их – он не знает...и не хочет знать, что такое чувствовать невесомость своего тела, управлять им, нестись вниз, ощущая бьющие в лицо потоки холодного воздуха, ощущая жизнь, снег, себя…- он не в силах тебя понять.
Когда он в последний раз занимался сноубордом? Год, два года назад? Да, два года назад, в Австрии. Маринка тогда не научилась кататься даже на лыжах, - улыбнувшись, вспомнил он.
- Хочешь, поедем на море, и ты попробуешь серфинг? – вдруг спросил он.
- Издеваешься, да? – она скривила свое красивое личико, что, впрочем, нисколько его не испортило.
To be continued...

воскресенье, 10 апреля 2011 г.

De cuerpo y alma. От тела и сердца. Фламенко.

Парадокс: музыка и танец фламенко, являющиеся объектом всемирного наследия ЮНЕСКО в то же время оказываются одними из нелюбимых испанцами частями их культуры (после безработицы и туристов): "Как можно слушать это вытье? Не-не-не, - это для гирис (для зевак)". И действительно, на первый взгляд - вытье и причитание, странные композиции со странной структурой. Я думала так весь первый год проживания в Испании, пока вдруг однажды не осознала, невероятно - я хочу идти и учить это! Я хочу ТАНЦЕВАТЬ это...

Фламенко - pure soul. Страшная вещь на самом деле. Потому что это одно из проявлений жизни и страсти, которое дошло до нас в своем чистом и первозданном виде, так, что пугает. Музыка фламенко слишком  взывает к сердцу, слишком сконденсированна и надрывна, по твоему телу словно прокатываются волны энергии и тока,  пронизывая от макушки до кончиков пальцев. - Может, поэтому не популярно фламенко среди испанцев, не брезгующих  лицемерием и фальшивым проявлением эмоций? 
А может именно из-за своей простоты фламенко занесен "в красную книгу" - люди давно привыкли не показывать своих чувств. Фламенко не может понять человек, не страшащийся открытых и прямых , бьющих точно в цель эмоций, где не надо все усложнять. Некоторые люди находят его смешным и не идущим в ногу с современным миром. А фламенко, всего-то, говорит о двух составляющих нашей жизни - любви и смерти, на которые как кирпичики на фундамент надстраивается все остальное. И говорит так, как есть.

Ну в общем, смотрите сами...

пятница, 8 апреля 2011 г.

...to be a stranger in the own life. Based on the real story.

Иногда ты просто не можешь проживать ту жизнь, которую от тебя требуют окружающие, не важно, как сильно ты пытаешься.

 «Они живут в разных странах. Они не знают друг друга. Она выстроила свою жизнь с тем и так, как всегда мечтала. Влад – молодой успешный дизайнер на пороге своей свадьбы. Им обоим кажется, что они счастливы, но непонятная печаль является постоянной спутницей их жизни. Их ли?..»

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
 Утра.

«А ведь мы живем, практически ничего не зная о себе. Даже как мы выглядим, когда общаемся с другими. Не знаем, как улыбаемся, когда влюблены, - медленно разглядывала Вероника девушку в зеркале. Не знаем, как могут быть грустны наши глаза. Не знаем, красиво ли поворачиваем голову. Вся информация, которой мы обладаем – это статичное отражение в тупом квадрате стекла, - А многие ли хотели бы узнать? А многие ли спрашивают себя хоть раз в жизни: а кто я? -  Она сняла с крючка полотенце и обернулась в него, напоследок бросив быстрый взгляд на ЕЁ отражение. - Навряд ли. Почему? Из-за страха, что тебе не понравится то, что ты увидишь, и ты уже никогда не научишься с этим жить?»
Она не ушла. Повернулась, снова закрыла глаза и открыла их через несколько минут. Светлые волосы неровного цвета. Из-за бьющего в окно потока света они кажутся выкрашенными в разные пряди. Золотистый цвет кожи. Средней величины губы…бледные, – осеклась, - бледно-розовые. Глаза… Она максимально приблизила лицо к зеркалу, вглядевшись в них. Глаза, которые она видит каждый день, накладывая на них тени, тушь. Эти глаза изменились, - вдруг заметила она, - это ДРУГИЕ глаза. Она рассматривала широкие зрачки, серые крапинки, обрамляющие черный кружочек, отметила чуть видимую морщинку, идущую от угла правого глаза…Что-то незнакомое было в этих глазах. Серые ресницы. Темно-коричневые брови. Ямочка на щеке - где она? Она же всегда была здесь! Небольшой подбородок. Две поперечных морщины на длинной шее. Она снова распахнула халат. Полная грудь. Бедра. Торчащие от холода волосы на руках. Мурашки по всему телу. Живот чуть выпирает. Больше, чем ей хотелось бы.
Опять - она с досадой закрыла глаза: «И как я буду делать это упражнение каждый день в течение недели? - она снова смотрела в зеркало, но уже не на нее, а на себя, накладывая толстый слой белой субстанции на зубную щетку. – Каждый день рассматривать свое, такое знакомое тело, пытаясь представить, что оно принадлежит не мне и не в силах представить этого».

Она нажала на кнопку зубной щетки, автоматически поводила ее по зубам, поставила на край мраморной раковины, набрала в ладони прохладной воды, плеснула ее в лицо, расчесала волосы, наложила золотистые тени и коричневую тушь для ресниц. Вероника вдруг задумалась, что даже накладывая тени на глаза, она не смотрит не на них – не на сами эти глаза, не внутрь них. Она смотрин не «в», а «через», просто в целом прикидывая получившуюся картину: «На сегодня неплохо».
«Как бы мне хотелось сейчас послушать радио», - поймала она себя на мысли.
Раньше без зажигательной песенки с какого-нибудь европейского FM не проходило утра. Пять лет назад. Муж не любил эти песни. И она перестала их слушать.
«Надо обязательно купить радио» - вдруг пообещала себе Вероника.

Она проскользнула в темную спальню. Жалюзи с грохотом поднялись, впустив в темную спальню лучи ослепительного света. «Привет,  - в полусне пробормотал муж из-под подушек  – еще пять минут, хорошо?». «Хорошо». "За все эти шесть лет еще ни разу не случилось, чтобы он встал по будильнику", - почему-то подумала Вероника, присев на постель и прикидывая наряд для работы.
Она стала натягивать колготки, одновременно взглядом подбирая шарфик под сегодняшнее меланхоличное настроение. В школе ее считали модницей, потому что русская сотрудница Вероника никогда не приходила два дня подряд в одном и том же костюме. А она, всего-то, ненавидела однообразие.
Однообразие. Сейчас она будет его будить, он попросит еще пять минут, потом три, потом две, одну и половину, потом будет, ругая жизнь и свою работу, медленно просыпаться, потом, как ребенок, долго тереть глаза. Потом спустит ноги на пол и будет сидеть на кровати, пока не побредет в ванную «удалять микробы с зубов». Затем примет душ, придет на кухню, спросит, что на завтрак, хотя и так знает. Чмокнет, обнимет, будет быстро есть, потом в панике бегать по квартире, разыскивая ключи от машины, телефон, бумажник. Потом нервно констатируя, что уже опоздал, понесется вниз по лестнице.

И все-таки - она любила утра. Все еще любила. Запах. Солнечный свет. Влажность. Свежесть. Шелест листьев. А ведь он об этом даже и не знает,  -  промелькнуло в ее голове, - не знает, как пахнет мое настоящее утро. И как я мечтаю, чтобы оно всегда пахло. И вообще, как много знает о тебе человек, живущий с тобой рядом? Как много знает он, за исключением твоих ежедневных привычек? Знает ли он, о чем ты думаешь, перед тем как ложишься спать? Знает ли о твоем любимом месте на земле? О твоей любимой книжке? Хуже того, знает ли о твоей мечте?
Многие из нас предпочитают никогда не спрашивать себя об этом. А зачем? Чтобы дать тонкую лазейку мыслям, о которых лучше не думать? Потому что, если задуматься, окажется что все неправильно. Все, от начала и до конца.
Об этом всем знал когда-то другой человек, но не ее муж.
«Хм, мечты, - грустно улыбнулась она про себя, - и когда я в последний раз мечтала? И о чем? Да собственно, слово мечтать сейчас не модно».
Нет, впрочем, была одна мечта, но Вероника уже знала, что начав, она повлечет за собой исполнение - а нам самим порой жутко от своих желаний. Мы не любим думать о себе плохо - поэтому она перестала мечтать.
«Слушай, о чем ты мечтаешь?» - спросила вдруг она мужа.
«В смысле? – застыв с бутербродом в руке, ответил он. – Сейчас мечтаю?»
«И сейчас, и вообще».
«Не знаю, - раздраженно произнес он. – А почему ты спрашиваешь?»
«Захотелось».
«Ну ты же знаешь все мои мечты, - жуя бутерброд, засмеялся он. – Ничего нового».

Она ехала в автобусе, пытаясь убежать от навязчивых мыслей. Мыслей о проблемах и делах. О ее прошлом. О ней самой и людях, которые ее окружают. Веронике иногда казалось, что она вся соткана из этих мыслей. Они не покидали ее. Только работа спасала от того, чтобы погрязнуть в них, утонуть в своей собственной, странной и мало кем понимаемой личности. 
«Если я расскажу кому-то, что со мной происходит, мне не поверят. Да я и не расскажу. Ведь эта печаль, это нормально, правда? Со всеми бывает. И неважно, что она тут. Со мной. Всегда».
«Бывает так, что на каком-то этапе вашей жизни вы потеряли себя», - эта обороненная фраза психолога не шла из головы несколько дней. А Вероника уже знала, если так, значит, раскрутит какой-то клубок, который раскручивать совсем не хотелось.
Как когда-то с этой песней из радиоприемника. Still loving you. Песня длинной в жизнь. Баллада о настоящей любви. Лирика, которая всегда вызывала у нее слезы. Песня, которую не играли на ее свадьбе, потому что эта баллада была, наверное, о другом куске ее жизни.
Потом какие-то фразы из книг, фильмов. Надолго оставались в голове. Спустя время оказывалось – это все были твои мысли, просто ты не могла облечь их в слова, а кто-то другой смог и сделал. И преподнес тебе этот «подарок».
Она рассматривала из окна широкую пальмовую аллею, парк с гигантскими столетними деревьями, белых голубей, романтические готические соборы.
  «Все-таки, наверное, важно понять, когда я себя потеряла. Как. Почему?»
Она врала себе, она знала даже  день, когда это произошло. Просто признаться себе в этом – значило бы перечеркнуть всю жизнь. Это значило бы обесценить все то, что так долго имело для нее большое значение.

000
Почему я обо всем этом думаю?

Он сидел один под моросящим немецким дождем и пил пиво. Он был уже пьян, но пил автоматически. Ему не хотелось идти домой. Поэтому он сидел тут, на лавочке в парке, и рассматривал проходящих людей.
Серые плащи, серые брюки, серые туфли, серые лица.
«Иногда в тебе борятся жизнь и смерть. Добро и зло. Дерьмо и любовь. Часто дерьмо хочет победить. Или любовь не может взять верх из-за этого дерьма… Но самое страшное даже, когда дерьма нет. Это самое страшное для мужчины в нашем мире. Когда твой характер не дает тебе совершать каких-то необходимых, но кардинальных поступков. И даже напиться водкой, а не этой фигней».
Зазвонил телефон.
Привет, - сказал женский голос.
Привет, - ответил он.
-Ты где?
- Я сейчас буду. А ты дома?
- Да. Когда приедешь?
- Пять минут. Пока.
- Пока, целую
Он не любил задерживать телефонные разговоры, потому что обнаружил вдруг - то, что он расскажет, будет ей все равно не интересно. И то, что расскажет ему она. И очень часто эти затяжные паузы в разговорах по телефону зияли пустотой. Они пугали. Особенно от того, что все время чувствуешь, что надо что-то сказать.

Он нащупал ключи и попытался вставить их в бронзовую скважину белой двери.
«Привет», - распахнула дверь дюймовочка в коротком шелковом халате.
«Какая же она все-таки красивая», - подумал он.
Ему захотелось прижаться к ней, положить ее рядом и говорить-говорить-говорить, как было тогда, когда они только познакомились. Ему захотелось рассказать ей все. Все, что он думает, все, чего он хочет. Он притянул ее к себе, втягивая запах миндального масла для тела, как и в первое время их встреч.
«Иди сюда», - прошептал он.
«Влад, ты такой пьяный!»
Она делала это как одолжение. Он чувствовал это, знал это уже на протяжении лет. Чувствовал это одолжение каждой клеточкой своего существа и все еще не мог смириться с этим.
Она закрыла глаза и не открывала их до того момента, когда он разгоряченный и потный скатился с нее. Он иногда спрашивал себя, о чем она думает в эти моменты, когда закрывает глаза?
Он привлек ее к своему сильному телу. Она положила между ним и собой одеяло.
«Влад, звонила мама. Завтра приезжает моя сестра. Хотят нас в гости. Поедем?».
«Ага», - Влад положил правый локоть на лицо, закрыв им глаза.
«Гости. Родители. Случайные, но глубоко продуманные взгляды. Вопросительно поднятые брови. Намеки. Намеки. Намеки. И безмолвное ожидание».
«Разве нельзя просто так быть счастливыми?» - вдруг брякнул он.
«Это ты к чему?» - недовольно повернулась к нему она.
«Да это друг меня сегодня спросил. Я просто…размышляю».
«Ясно. Ну так что, поедем? - переспросила она. – Мне звонить маме?»
«Звони. И по пути включи, пожалуйста, радио».
Она спрыгнула с кровати и побежала на кухню. Щелкнула кнопкой и с прихожей донеслись Скорпионс, которые пели про готовность ждать, чтобы вернуть любовь. Всегда быть «здесь»…для нее. Готовность исправить все, что убило любовь когда-то. Или уже нет шансов? – вопрошал лиричный Клаус Майне в конце.
«Или уже нет шансов?» – подумал Влад.
Он перенесся за много километров – туда, где на школьной дискотеке впервые танцевал со своей одноклассницей. Он не знал тогда даже имени этой группы, слов песни, но ощущал каждой клеткой тела, каждой мурашкой, пробегающей по спине, о чем они поют, а свежий цветочный запах ее волос, ее улыбка, нежная щека у его щеки, ее дыхание создавали видеоклип к этой композиции: настолько гармонично и мощно сливалась музыка с его ощущениями.
«Бывают такие моменты, мелочи, когда тебе кажется – твое тело не весит ничего и может перемещаться в пространстве. Запах. Даже нота, запах мыла,, картинка – и ты уже там, в том месте, где хотел или не хотел бы оказаться снова. Просто в каком-то, но всегда важном, месте из своего прошлого. И тебе кажется, что ты вдруг прожил всю свою жизнь снова».
«Почему я обо всем этом думаю?» - щелкнуло в его голове.

To be continued...

Архив блога