4.

Любила же Татьяна Онегина…просто так. За его самого.

- Часто говорят, что у иностранных мужчин не получается построить отношения с русскими из-за нашей драматичности…
- О, да! Для русской женщины все всегда так "complicated" - запутанно, непросто. Все должно быть полным страсти и трагедии - только тогда это любовь! – с жаром включился в диалог Поль, женатый на бразильянке, а до этого на русской. - Русские мужчины заставляют своих женщин страдать, и знаешь, что я для себя открыл - последним это нравится! Моя русская подружка часто любила рассказывать мне про свой предыдущий роман, когда так сходила с ума от любви, что прощала даже измены своего мужчины, даже когда он жестоко к ней относился! И только когда она ушла - он стал молить ее вернуться. Он стоял на коленях, посылал ей букеты роз и дорогие украшения, напивался..." - Глаза Поля горели. Похоже, ему нравилась эта, такая типичная русская история, не меньше, чем его бывшей девушке.
- Да-а, возможно ты прав, нам как воздух нужен драматизм, - задумчиво ответила Вероника. – Мы же выросли на Пушкине, Лермонтове, Достоевском, Цветаевой... Одно письмо Татьяны Онегину чего стоит... - продолжала размышлять, обращаясь уже не к Полю, а к себе, она.
"Кто такой Онегин? Я знаю только Достоевского".
У нее давно вошло в привычку по полочкам раскладывать своим иностранным знакомым непонятные им моменты из российской культуры, истории, но как подобрать слова, чтобы объяснить иностранцу по-английски Евгения Онегина?!.. Она с растерянной улыбкой взглянула на Поля.
"Ну-у, это история про разочарованного в жизни циника в поисках смысла жизни. И как это обычно бывает - занятый поиском, он свой смысл жизни и не разглядел. Вернее, испугался искренности и настоящего сильного чувства. А потом, когда все понял, она уже была замужем. И графиней. Этакий русский прототип Синдереллы, такой, какой, мне кажется, она и должна быть. И безумно любя Евгения, но до конца оставаясь порядочной - следуя нормам, принятым в обществе - она отказала Онегину, сказав, что навсегда останется со своим мужем… But I am now another's wife/And I'll be faithful all my life".
«М-да, - скептически потянул Поль, - трагедия на ровном месте. Люди созданы для того, чтобы быть счастливыми, а не страдать. И что она этим доказала? Испортила счастье и себе, и парню".
«Вот, менталитет иностранца, - улыбнувшись про себя, подумала Вероника. - Чем меньше заморочек, тем лучше. Хотя что-то в этом есть..."

«Просто Евгений не оценил это счастье сначала, цинично и некрасиво поступив с ней, прочитав ей проповедь, когда она призналась ему в своем детском и невинном чувстве, таком искреннем. Татьяна не понимала, если он не хотел ее тогда, почему же проникся сейчас, почему теперь, не потому ли, что она титулована и вращается в высшем свете?»…
«Эх, русские, русские, все привыкли обряжать в темные краски. Какая разница - каждый достоин второго шанса!» - махнул рукой Поль.
Вероника, хотя и не признавалась себе, но обожала Поля за эту его способность все упрощать. Ему часто удавалось сводить ее наполненные размышлениями пространные монологи - к одному предложению. И часто вопросу. И очень часто вопрос этот сводился к двум словам: да или нет? Она обожала его и за то, что могла обсудить с ним даже неприятные вещи про разницу менталитетов. Он, казалось, саркастически относится вообще ко всем национальностям на земле. Он иронизировал над своими же французами и итальянцами. Возмущался испанской расхлябанностью и немецкой "деревянностью", хаял Парижан, прикалывался над наивностью американцев, восхищался прямолинейностью русских. Они начали заниматься языковым обменом давным давно, после нескольких месяцев их встречи стали по утрам «на кофе» и по вечерам «на сэндвич» и перешли в дружбу. Только в дружбу. Поль был гомосексуалистом, только сам этого еще не знал. Зато Веронике все было давным давно ясно.

В прихожей горел маленький светильник. Вероника на цыпочках прошла по коридору, по пути скатывая с бедер колготки, расстегивая юбку и блузку, и оставляла их прямо на полу дорожкой. В темноте она отогнула краешек пушистого одеяла и устроилась калачиком на кровати, пристроив голову на свою любимую подушку - в промежуток между его шеей и плечом. Колючая щека потерлась об ее лоб. Она любила эти моменты. Кажется, что в жизни больше ничего нет. Только вот это теплое одеяло после холодной комнаты.
Она как кошка вытягивалась вдоль него. Он обхватывал ее талию рукой, и если она пыталась хоть немного отстраниться, согребал в кучу. "Только эти вот моменты. Хотя бы несколько минут в день почувствовать себя под защитой. Вырвать эти секунды у ежедневных и ежесекундных моментов выбора".
Он мурлыкал, что залезать с ней в постель было любимым моментом его дня. Единственным счастьем в жизни. Они дурачились, а затем она засыпала на его плече, окутанная ароматом тепла и уюта.
- I love you, - говорил он ей.
- And I love you, - отвечала она.
Иногда она поворачивалась к нему, обводила руками его плечи, торс…
Он разворачивал ее к себе. Она уже знала каждый его жест, каждое сказанное слово, каждый поцелуй. Он до сих пор, на протяжении шести лет, скатывал бретельку сорочки с ее плеча, потому что она однажды проронила, что обожает это.
Она уже не пыталась ему объяснить, как ей хочется. Потому что все так или иначе все равно возвращалось к проверенному темпу. Она часто пыталась сделать ночи красивей. Он молчал и выравнивал их уже на проверенную колею. В последнее время ей часто казалось, что он занимается этим с ней любовью, потому что «так надо», на самом же деле ему давно все это не интересно. Он не мог отдаться ей полностью. Он сам не ощущал себя наполненным, поэтому не мог и поделиться с ней.

"Потом это скручивает тебя. Разные ожидания. Ты пытаешься получить, то, что жаждешь - но он как бы специально не дает тебе это. А иногда он просто тебя не хочет, и ты убеждаешь себя, что это стресс, усталость, что угодно. Ты перестаешь чувствовать себя желанной, или хуже того - становишься злой. Повторяешь судьбу самых своих нелюбимых героинь фильмов. Ты пытаешься рассказывать подружкам, психологам, интернет-знакомым. Получаешь миллион одинаковых отзывов... В конце концов ты просто убеждаешь сама себя, что это опять твои заморочки… Да секс, собственно, не так и важен, правда?"
Она пыталась расставаться с ним. Несколько раз. Но он был настойчив – все вокруг были настойчивы – и она сдавалась.
«Кстати, любила же Татьяна Евгения…просто так. За его самого». Она перевернулась на другой бок, он снова притянул ее к себе, положив между собой и ней уголочек одеяла…

Два дня назад они смотрели фильм... Несколько эротических сцен. Два обнаженных тела при свете камина. Два недопитых бокала красного вина на тонкой ножке. Чуть спущенный плед с двух красивых в пляшущем пламени камина слившихся тел.
Вероника прикусила губу.
«Ты такая красивая», - глубоким гортанным стоном выдыхал герой фильма своей возлюбленной.
«Ты прекрасен», - шептала она в ответ.
«Наверное, все эти чертовы фильмы специально существуют, чтобы напомнить тебе, по чему ты тоскуешь. Они существуют, чтобы дать тебе наотмашь».
Ей всегда вспоминался один из ее детства. "Жизнь или что-то похожее". Он не представлял собой ничего особенного, со стандартным финалом и типичными голливудскими актерами. Героине предсказали, что ей осталось жить семь дней. И за эту неделю, всего лишь за семь дней, она нашла дорогу к себе... 16-летняя Вероника смотрела его поздно ночью, когда все остальные спали, а потом не могла сомкнуть глаз. Утром она написала себе список того, что ей хотелось сделать на свете больше всего... Он до сих пор был в ее блокноте. Со всеми вычеркнутыми пунктами.

000

Вопросы.

 "Молодые девушки похожи лицом
на небо,
на ветер,
на облака.
Потом из них получаются
верные жены,
лица которых похожи
на дома,
на мебель,
на хозяйственные сумки.
Но их дочери
вновь похожи лицом
на небо, ветер
и весенние ручейки.

Арво Метс. Между прочим", - глубоко затянулся сигаретой Влад.

Они сидели в продымленном ирландском пабе и уже не обращали внимания на экран, где сменяли друг друга существа в джинсах из латекса.
- Друг, да это просто дрейф, - забивая ванильный табак в сигаретную бумагу, подмигнул Борис. - Это нормально, это со всеми так.

- Думаешь, пришло время?

- Время никогда не придет, - раскатисто гоготнул Борис. С недавнего времени он именовал себя Билли. С макушки бывшего сибиряка теперь свисали три дреды, ширинка его мешковатых из легкой для немецкой зимы ткани штанов болталась где-то между колен. Немцы смотрели на него с любопытством.

Несколько лет назад они были лучшими друзьями, осваивали серфинг, лыжи. Боря отправился учиться в Лондон. Когда первый за два года раз Билли приехал навестить старых друзей, Влад с трудом угадал его. Борис, ставший блонд-копией Боба Марли, рассказывал, что наконец-то обрел свою истинную сущность, настоящих друзей и избавился от всех страхов, наполнявших его жизнь до этого.

- Я думал, у вас с Мариной все давно уже решено.

- Я тоже так думал, - посмотрел задымленную на дверь бара Влад. - Но образ - понимаешь, образ почему-то не складывается в одну картинку...

- И не сложится. Это утопия. Людям всегда чего-то не хватает. Все будет нормально, друг, – Билли похлопал его по плечу. - Оne love,one life, - помнишь? - процитировал он строчку из песни Боба Марли.

- Помню, - улыбнулся Влад. – One love...

Они орали ее несколько лет назад в одном из немецких караоке-баров. Влад только начал встречаться с Мариной, поэтому как сумасшедший не пел, а выкрикивал каждое слово.

- Понимаешь, вы уже не просто пара, - Билли забивал вторую папиросу - для Влада. Друзья. Проверенные люди. Поддержка. Вы есть друг у друга.

- Гм, странно это слышать от тебя, я думал, ты сейчас философии свободы принадлежишь...

- Философия создана для побегов, друг. Вы будете хорошей парой.

- Почему?

- Не понял.

- Просто интересно, почему ты так думаешь?

- Потому что я так хочу, - снова раскатисто зашелся Боря. На них обратились несколько глаз.

- Понимаю, - смотря мимо друга на чуть приоткрытую дверь, где снова шел дождик, проговорил Влад. - Ну давай, друг – за твой приезд!

Марина бежала к нему через площадь, волосы аккуратно уложены в изысканную прическу, элегантный макияж, стильные туфли, короткая - чуть-чуть больше нормы - черная юбочка и кожаная кофта. Немцы оглядывались не нее. Некоторые перешептывались, улыбаясь друг другу. Влад вдруг отметил, что это никогда не беспокоило его, а сейчас…раздражало? Да, ему было стыдно, неудобно за нее, нет, за себя... Почему?

«Привет, милый!» - пропела Марина. – «Ну что идем?»

Они шли выбирать кольца. По русским традициям, их должен оплачивать будущий супруг, поэтому Влад взял на себя эти обязательства, как и все остальные. Марине лишь немного помогали родители.

«Интересно, ведь происходит такое важное событие в моей жизни. Почему я ничего не чувствую? - спрашивал себя Влад. – Почему я ничего не чувствую?!»

«О чем ты думаешь?» - спросила она у него, когда они шли по набережной, держась как школьники за руку.

«Не знаю, - соврал ответил он. – А ты?»

«Ни о чем, - весело ответила она и счастливо на него посмотрела, - о тебе».

Он поцеловал ее руку.

«Тебе какое нравится: из белого золота, желтого?..» - спросила она.

«Полагаюсь на твой вкус», - подмигнул он, лишь бы избежать длинного изматывающего диалога.

«Все же женятся, правда? – он продолжал разговаривать сам с собой. - Это же ничего. Тут даже штамп в паспорте не ставят. Просто собрал бумажки, выпил шампанского… Зато мы поедем в свадебное путешествие… Тупо лежать на солнце и греться в песке. Если я намекну, что хочу позаниматься серфом, будет скандал. Это же романтическое путешествие. Надо и вправду попробовать просто расслабиться и отдохнуть».

Он повернулся к ней и еще раз посмотрел на счастливое красивое личико, копну светлых блестящих волос. «Странно, Марина вдруг начала краситься, - с улыбкой подумал он. - Даже в ночь. Неужели решение о замужестве так меняет женщину?»

Он не признавался себе, что в последние два года она прибавила в весе и была уже не той Мариной, в которую он когда-то безумно влюбился.

«Да и я уже не тот», - с горечью и одновременно облегчением думал Влад. «Мы должны любить друг друга такими, какие мы есть, разве не так?»

«Маринк, - вдруг вспомнил он, - я совсем забыл тебе сказать. – Я еду на встречу с друзьями, в Австрию, через неделю. Что-то типа мальчишника. Давно их уже не видел».

«А почему я не знала? – внимательно посмотрела на него она. – Что вы будете делать?»

«Да не знаю, дурака валять, да на лыжах покатаемся. Ты же все равно не умеешь», - ущипнул он ее.

«Ну вот опять, - обидчиво надулась она, - хватит меня цеплять с этими лыжами. И ненадолго?»

«Да нет, на выходные. Ты как раз тоже собиралась к своим родителям, правда?».