четверг, 14 апреля 2011 г.

...to be a stranger in the own life - 3

Упражнение.
«Сначала было неловко, может быть, даже где-то страшно, нет, это не то чувство, скорее это нежелание увидеть себя такой,  какая я естьнесколько раз заканчивала упражнение, но потом, усилиями воли, я заставляла себя более пристально,  методично, более детально  продолжать  выполнять. Ловила себя, что спешу отчитаться  - я сделала, а не сосредоточивалась на себя, когда все же удавалось сконцентрировать свое внимание на выполнение (здесь и сейчас), я начинала замечать  даже не детали, а деталюшки, загогулинки, шрамчики. Они  в свою очередь вызывали  во мне какие-то воспоминания (это  я упала, это операция, это меня кошка поцарапала…)»
В комментариях на домашнее задание психолога участники описывали детально, как выполняли упражнение и насколько  у них получилось или не получилось абстрагироваться от себя. «Ничего нового, - констатировала Вероника в голубое окошко форума. - Тело как тело».
Психотерапевт зашуршала в микрофон и начала встречу. Мелодичный голос похвалил за серьезное отношение к работе: "Прекрасно, что все участники тренинга отнеслись к упражнению серьезно, потому что сегодня мы наконец-то раскроем его очень важную суть". Вероника  включила динамики на полную громкость. Она вложила бумажный фильтр в кофеварку, налила дистиллированной воды, насыпала кофе, слушая и одновременно не слушая комментарии. И вдруг застыла посередине кухни с кружкой в руке.
«Обычно ощущения от своего тела свидетельствуют, насколько вы удовлетворены своей жизнью. Проще: если любите свое тело – вы счастливы, если не любите – недовольны тем, что у вас есть. Именно настолько, насколько не любите. Это механизмы подсознания. Вспомните момент из вашей жизни, когда вы были счастливы. Может, ваше тело было отчасти несовершенным, но вы абсолютно не замечали этого!» - Вероника медленно опустилась на стул.
Остальную часть тренинга она просидела, задумчиво вглядываясь в мерцающий монитор и забыв про кофеварку.
Вероника была уверена, что любит свою жизнь. У нее не было другого выхода. Она сама придумала себе свою жизнь и сама воплощала ее. Она знала, как она хотела жить. Она даже, в отличие от многих своих подружек даже знала, с кем она хотела жить.
С человеком, который уважает ее как личность и как женщину. С человеком, который не будет пытаться ее переделать. С человеком, который не будет заставлять ее стирать носки и мыть посуду. Поэтому она вышла замуж за Давида.
Она ненавидела, когда ее жалели и спрашивали,  нелегко ли жить одной, за рубежом, когда кроме себя по большому счету не на кого положиться. Она отвечала, что сама выбрала себе такую жизнь и коль уж так, то пройдет ее до конца.
«Многие жалуются на жизнь как будто на субстанцию, независящую от них. Да, но если слово «судьба» существует, то обозначает оно все равно не то, что ему приписывают. Судьба – это то, что ты сама хочешь, чтобы с тобой произошло».
...«Я ненавижу жизнь, понимаешь! Что мне как идиоту надо радоваться и ходить с блаженной улыбкой, что я живу? – часто говорил ее муж. – Нет, я не вижу в ней ничего хорошего, не видел в детстве и не вижу сейчас, и ничего не может изменить этого!».
«А любовь?» - спрашивала Вероника.
Он молчал.
 «Давид, а ты когда-нибудь любил? Знаешь, чтоб вот так, по-настоящему, что на все наплевать? Чтоб разглядеть вдруг все краски заката? Чтобы не верить, как ты жил до этого, как будто это был не ты? Так, чтоб почувствовать вдруг свое собственное «я» и жизнь, и людей вокруг, и даже музыку, которую ненавидел?»
«Ну почему ты всегда задаешь мне такие странные вопросы?» - раздраженно отвечал он.
Она не верила, все еще не верила в то, что у него депрессия. Разве, когда у него есть любовь, есть она, может ли случиться депрессия?
«Либо же он не любит меня».
Он часто повторял, она – единственное в жизни, что делает его счастливым. Вероника не знала, чему верить.
Она не понимала, почему он не делает ничего, чтобы исправить свое настроение, как больной, который втайне не хочет лечиться, а упивается своим состоянием, своей болезнью, своей жалостью к самому себе и жестокостью мира.
В последние годы она начинала понимать все отчетливей, какими разными они были. Она облаком. А он темной тучей, из которой то и дело сыпались молнии. Когда-то она отчаянно верила, что смешение туч приведет к растворению цветов друг в друге и молнии превратятся в бенгальские огни - но потом поняла, что ее светлый окрашивается в серый. И намного быстрее, чем его черный становится светлее. Ее вера, что когда-нибудь эти два цвета заиграют - стала безнадежной.

 «Люди и каждый из нас, мы имеем право вести себя так, как хотим. Мы имеем на это право. – Вероника как молитву повторяла себе. - И один не может требовать от другого вести себя в соответствии с его представлениями. Все, что мы можем, добровольно изменить свое поведение, просто чтобы не ранить или причинить неудобство другому человеку…
Или же оставить его».
Иногда она кричала внутри. Иногда пыталась говорить, рассказать. Иногда просто молчала. А в последнее время молчала чаще всего, потому что знала, все слова все равно окажутся выброшенными в никуда. Слова, в которые она вкладывает смысл, ценность, любовь. Слова останутся не услышанными. Если только кричать по-настоящему.
Можно жить и ненавидеть жизнь, - но кому от этого легче. Можно жить в постоянной критике. Можно жить – то и дело возмущаясь общественным порядком. Но ведь ты все равно живешь. Тогда не живи. Или пытайся изменить, то, что есть, потому что жить, ненавидя – это очень большая нагрузка для твоих родных.
Вот он в супермаркете возмущается по поводу цен, вот пятится быстрей тебя от бегущей собаки, вот швыряет зонтиком в картину, которая бьется на миллион маленьких кусочков и телефонной трубкой в пол, отчего из него с металлическим стуком вылетают батарейки. Кричит на тебя. Даже не поняв того, что ты пытаешься объяснить ему. Ты разворачиваешься и уходишь. Опять. Куда-то. Бродить по городу.
Ты звонишь маме, которая убеждает тебя, что «в парах все кричат», а в постели все мирятся. Она приводит ворох веских доказательств, подкрепляя их аргументом «а посмотри на других…». И тебе хочется просто убежать. Как Форест Гамп. Все равно, куда.
Вероника посылала маме спешное «пока», поцелуй и клала трубку. Ей всегда вспоминался однажды приснившийся сон: у нее День Рождения. Она звонит родителям, которые по каким-то причинам не могут прийти, звонит тете, у которой своя личная жизнь и планы, даже у бабушки оказываются какие-то дела. Все ее друзья уехали, все даже едва знакомые люди куда-то исчезли. Она оказалась в состоянии боли, страха, обиды, отчаянья, и это ощущение с того момента как бы перешло из ее сна в ее жизнь. И в последнее время оно повторялось все чаще. И она стала бояться своих Дней Рождений.

 000
Секс, любовь, пустота
У каждого есть свое драгоценное место, куда он убежал бы от проблем и забот. Влад хотел лежать сейчас где-нибудь в тундре среди кустиков брусники, наслаждаться солнышком и ветерком и ни о чем не думать. Вместо этого он сидел в душном офисе немецкой компании и смотрел через окно, как крупный дождь сменяется мелким и наоборот.
Иногда ты чувствуешь, что-то случится. Не сейчас, но в будущем. Не хорошее и не плохое, а просто что-то, что изменит твою жизнь. Владу так казалось уже два года. И ему не нравилось это чувство. Потому что он мужчина, и привык сам менять свою жизнь.
На экран выпрыгнуло окошко. Пышногубая девушка с полной грудью призывала кликнуть по ссылке. Он потянулся к мышке. Компания опустела, в последнее время он очень часто задерживался допоздна. Двусмысленные картинки на экране сменяли друг друга. Помедлив несколько секунд, он щелкнул по ссылке.  
"Когда же в последний раз мы занимались любовью? Не тем, что мы делаем сейчас, а ЛЮБОВЬЮ или уж ладно, хотя бы СЕКСОМ?"
Да, он запросто мог бы изменить ей и получить свою долю страсти на стороне, он видел, как на него засматриваются не только русские девочки, но и немки, его коллеги по работе, бывшие сокурсницы. Мысли о сексе с одной стороны возбуждали, но с другой доставляли какое-то скучное отвращение. Ему, возможно, хотелось бы справить быструю физическую нужду, но он просто не мог этого делать без усилия доставить удовольствие партнерше. И в то же время, он не чувствовал себя готовым к сексу с другой девушкой. Он просто не хотел этого. Тем более с той, которую ты встретил несколько минут или часов тому назад. Влад точно знал: лучше он станет монахом, чем переспит с проституткой.
Он все еще ждал от секса с Мариной чего-то особенного. Но каким-то образом их души уже не двигались в такт, оттого и тела не сливались в единое как раньше. Настоящее занятие любовью уже не начиналось в их взглядах, в их сердце.
Марина перестала даже заботиться о том, какое нижнее белье на ней надето.
Влад все пытался получить от неё… даже не секс – а любовь. Порывы.  Он все еще верил, отчаянно верил, что можно возродить ощущения и эмоции, переживаемые в первые дни встреч.
Только малые из нас понимают, что это почти всегда – необратимый процесс. «Может быть, мы просто уже не любим друг друга?» - щелкнула страшная по своему содержанию мысль, и он тряхнул головой, чтобы отогнать ее.
 «Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо», - обычно шептал он ей.
«Я так устала, Влад. Я хочу спать», – обычно отвечала она. 

...Раньше, когда мы гуляли по городу, мы всегда держались за руки...
Теперь же он брел, медленно затягиваясь сигаретой в одной руке и играя зажигалкой в другой, а она, засунув ладони в карман короткой стильной курточки. Носком кроссовка он подбрасывал мелкий камешек с выложенного булыжниками тротуара, играя с ним как с футбольным мячом, потом отшвырнул его. Камешек метко перелетел через стенку. «Знаешь, я прочитал где-то, что дороги к замкам специально выстраивались по часовой стрелке, чтобы наступающие рыцари не могли во всю силу использовать свою правую руку - ей надо было защищаться - а драться левой – уже не то же самое. Поэтому и винтовые лестницы закручены по часовой стрелке», - Влад снова попытался нарушить тягостное молчание.
«М-м», - иронично произнесла она.
«Хитро, правда? А мы сейчас с нашими новыми технологиями не осиляем таких шедевров, которые наши предки строили практически руками».
Марина недовольно поежилась.
«Ты замерзла?» - спросил он.
Она отрицательно помотала головой.
Два последних дня она казалась холодной и отстраненной. Она почти не разговаривала с ним, только по поводу продуктов, которые надо купить и все дни пребывала у подружек, вероятно, вводя их в курс ее с Владом последнего визита к маме. Оставшееся время она все чаще проводила в социальных сетях, в постели или у телевизора.
Влад знал этому причину. Но ему не хотелось разговаривать. Хуже того, ему все время хотелось на нее кричать. Но он не мог позволить себе кричать. И поэтому был даже рад, что она уходила.
Ты становишься раздражительным. Сначала на нее, а потом на себя. На нее – за груз неуслышанного себя, на себя – за то, что постоянно хочешь на нее сорваться за груз неуслышанного себя. Замкнутый круг.
Он украдкой взглянул на нее. Она зло вытаскивала каблук из промежутка между плитами. Стряхнула с него комки грязи и продолжила идти, проигнорировав протянутую в помощь ладонь. Казалось, они незнакомы.
Прохожие смотрят на них с сожалением, - вдруг заметил он. Да-да, с сожалением.
Он не раз наблюдал такие пары. Она, смотрящая куда-то вдаль и он, мрачно разглядывающий булыжники тротуара. Потом мужчина обычно со злостью пинал носком туфли какой-нибудь мелкий камешек, который бесшумно падал в траву или перелетал через стенку.
Глядя на них, Влад также всегда пытался скрыть сожаление под маской равнодушия. Или старался отводить "понимающий" взгляд. Он знал – дни этой пары сочтены.
«Ты всегда думаешь: ну уж со мной-то этого не случится. Я не допущу. Я не хочу так, я хочу по-другому, не знаю как, но по-другому, и я сделаю так, как хочу.
Глупые люди, они не нашли тропинки друг к другу. А может, просто давно уже привыкли вот так вот гулять вместе, есть вместе, спать вместе? И электричества давно уже нет. Автоматизм. Просто никто из них не в силах первый признаться в этом другому, или что хуже - самому себе».
Он заметил, что на нее смотрят с жалостью, а на него с укором. Ему стало противно. Как мы дошли до этого? Что случилось? – спросил он себя и вдруг притянул ее к себе. Ее тело на удивление подчинилось, прижалось к нему, а потом вдруг содрогнулось под его руками. Раз, второй, третий.
«Марин, не надо, прошу тебя, не надо».
Он чувствовал, как намокала его футболка, как судорожней и судорожней сбивалось в комок ее тело, как  поднималась в нем откуда-то изнутри волна горечи, раскаянья, стыда.
- Марина, детка, скажи что-нибудь. Не плачь, прошу тебя, прошу…почему ты плачешь?
- Ты все равно не поймешь.
- Пойму, я же компьютерщик, забыла?
- Нет, ты дизайнер, ты игрок. Ты играешь с цветами и красками. И так же играешь с судьбами других. А мной, как программой, попользовался и выкинул, да? Как вещь или мусор.
- Марина, что ты говоришь, мы шесть лет вместе. Я ни разу даже не посмотрел на другую девушку…
- А хочется, да?
- Нет, - совершенно искренне ответил он.
- Да, слишком много лет…наверное, - вдруг заключила она. Вдруг, задумавшись отвернулась. Уставилась вниз, на святящийся огнями город.
– Влад, я не могу так больше, - совершенно серьезно произнесла она. – У меня ведь тоже есть какие-то желания и мечты, знаешь? Я не могу вот так просто жить всю жизнь так, как хочешь ты!
Влад молчал.
Она снова отвернулась, и огромная серебряная капля, в которой вдруг отразился весь город, пробежала у нее по щеке.
- Марина, прости.  Прости, малютка. Я все понимаю. Все будет нормально. Я обещаю. Слышишь?

3 комментария:

I комментирует...

с большим интересом читаю каждый новый кусочек)
интересные размышления и образы, но с языком - ааа.... "только малые из нас", "не осиляем таких шедевров". Это самое вопиющее. Может, просто опечатки?

Unknown комментирует...

"Если любите свое тело – вы счастливы, если не любите – недовольны тем, что у вас есть."...

Во время чтения следила за своими ощущениями... Утопала в тексте... Отключилась от суеты...

Спасибо!

Анонимный комментирует...
Этот комментарий был удален администратором блога.

Архив блога